Неточные совпадения
Вчера мы пробыли одиннадцать часов в седлах, а с
остановками — двенадцать с половиною. Дорога от Челасина шла было хороша, нельзя лучше, даже без камней, но верстах в четырнадцати или пятнадцати вдруг мы въехали в заросшие лесом болота. Лес част, как волосы на голове, болота топки, лошади вязли по брюхо и
не знали, что
делать, а мы, всадники, еще меньше. Переезжая болото, только и ждешь с беспокойством, которой ногой оступится лошадь.
В полдень я подал знак к
остановке. Хотелось пить, но нигде
не было воды. Спускаться в долину было далеко. Поэтому мы решили перетерпеть жажду, отдохнуть немного и идти дальше. Стрелки растянулись в тени скал и скоро уснули. Вероятно, мы проспали довольно долго, потому что солнце переместилось на небе и заглянуло за камни. Я проснулся и посмотрел на часы. Было 3 часа пополудни, следовало торопиться. Все знали, что до воды мы дойдем только к сумеркам.
Делать нечего, оставалось запастись терпением.
Они были сильно испуганы и всю ночь
не спали, ожидая каждую минуту, что к ним постучат, но
не решились выдать ее жандармам, а утром вместе с нею смеялись над ними. Однажды она, переодетая монахиней, ехала в одном вагоне и на одной скамье со шпионом, который выслеживал ее и, хвастаясь своей ловкостью, рассказывал ей, как он это
делает. Он был уверен, что она едет с этим поездом в вагоне второго класса, на каждой
остановке выходил и, возвращаясь, говорил ей...
Над деревянной кабинкой, где спортсмены надевали на ноги коньки, пили лимонад и отогревались в морозные дни, — висел печатный плакат: «Просят гг. посетителей катка без надобности
не царапать лед вензелями и
не делать резких
остановок, бороздящих паркет».
Мы стали приближаться к Новочеркасску. Последнюю
остановку я решил
сделать в Старочеркасске, — где, как были слухи, много заболевало народу, особенно среди богомольцев, — но
не вышло. Накануне, несмотря на прекрасное питание, ночлеги в степи и осторожность, я почувствовал недомогание, и какое-то особо скверное: тошнит, голова кружится и, должно быть, жар.
На последнем пункте политическая экономия Федосьи
делала остановку. Бутылка вина на худой конец стоила рубль, а где его взять… Мои ресурсы были плохи. Оставалась надежда на родных, — как было ни тяжело, но мне пришлось просить у них денег. За последние полтора года я
не получал «из дома» ни гроша и решился просить помощи, только вынужденный крайностью. Отец и мать, конечно, догадаются, что случилась какая-то беда, но обойти этот роковой вопрос
не было никакой возможности.
Погодин решил: до утра своим ничего
не говорить, да и утром вести их,
не объясняя цели, а уже недалеко от станции, в Красном логу,
сделать остановку и указать места. Иван и Еремей Гнедых с телегами должны поджидать за станцией. Федота совсем
не брать…
Он знал, что народный гнев уже достаточно насытился кровью и что смерть прошла мимо его головы, и
не умел скрыть своей глубокой животной радости. Он заливался старческим, бесшумным длинным смехом и плакал; болтал лихорадочно, без
остановки и без смысла, и
делал сам себе лукавые, странные гримасы. Василь с ненавистью поглядывал на него искоса и брезгливо хмурился.
А когда надоедает ему читать бланки и говорить о ценах, он во время
остановок бегает по вагонам, где стоят его быки, ничего
не делает, а только всплескивает руками и ужасается.
Он открыл глаза и увидел меня.
Не переменяя выражения лица, он заговорил медленно,
делая остановки после каждого слова...
Пурцман с семейством устроился. Завесили одну половину — дамское — некурящее. Рамы все замазали. Электричество —
не платить. Утром так и
сделали: как кондукторша пришла — купили у нее всю книжку. Сперва ошалела от ужаса, потом ничего. И ездим. Кондукторша на
остановках кричит: «Местов нету!» Контролер влез — ужаснулся. Говорю, извините, никакого правонарушения нету. Заплочено, и ездим. Завтракал с нами у храма Спасителя, кофе пили на Арбате, а потом поехали к Страстному монастырю.
Одних мыслей недостаточно, и они
не вполне ясны, отчетливы и точны, пока Я
не выражу их словом: их надо выстроить в ряд, как солдат или телеграфные столбы, протянуть, как железнодорожный путь, перебросить мосты и виадуки, построить насыпи и закругления,
сделать в известных местах
остановки — и лишь тогда все становится ясно.
— Ну вот, что ты с ними будешь
делать?… Господа! Да ведь невозможно! — усталым, усовещивающим голосом заговорил он. — Ведь мы подначальные люди, мы
не можем даром народ возить! С нас за это взыскивают… Как
остановка будет, пожалуйста, слезай! Честью тебя прошу!
Мы ночевали в большой богатой фанзе у старика-китайца с серьезным, интеллигентным лицом. Главный врач, как он всегда
делал на
остановках, успокоительно потрепал хозяина по плечу и сказал, чтоб он
не беспокоился, что за все ему будет заплачено.
Казалось бы, первое и главное усилие энергии, которое следует
сделать, должно бы быть направлено
не на усиление того движения, которое завлекло нас в то ложное положение,. в котором мы находимся, а на
остановку его.